воскресенье, 4 января 2015 г.

Верлибр неизвестных авторов: Стихи Тимура Зарецкого

Тимур Зарецкий – родился в г. Харьков в 1980 году. Учился на факультете социологии. Ушел с третьего курса. Работал копирайтером, строителем, реализатором фарфоровых изделий, экспедитором, грузчиком. На данный момент проживает в США. Специально для сайта "Верлибры и Другое" Тимур Зарецкий подготовил подборку своих стихотворений

бусины
Обсидиановые бусины
боли звякают о пол и стены,
друг о друга,
отражаются в зеркалах и воде.
Невыносимый цокот камня,
расколовшегося времени,
и я гляжу на тебя сквозь
отверстия зрачков:
диафрагма с наименьшим значением,
ты не можешь быть четче,
чем первобытный рисунок

на неровном своде памяти.
Ощущение тебя в этом виде
навечно пристало бельмом
ко всем моим прочим ощущениям -
я оглох и ослеп, как моль, я поглупел
и стал доверчив,
всякий раз пытаясь увернуться
от темного звонкого удара.
И мне кажется, ты тоже.
Сейчас мы попытаемся скрыть
смущение от болезни,
отвлечь взгляд от кратеров
на бледной коже,
развернув перед собой карту
вероятных жизненных перспектив.
И я почти тебе поверил.
И я поверил бы тебе,
если бы не отразился ранее от черного камня
в глубине твоих глаз.

мирная жертва
Мне приснилось,
что солнце ушло в открытый рот
моей возлюбленной.
Она открыла святые глаза, как у козленка,
ведомого к скинии,
обреченного на всесожжение,
и солнце разлилось пламенем по ее телу.
Я черпал тот огонь пригоршнями,
глотал его,
умывал им свое лицо.
Я падал на пол и оказывался у ее ног.
Моя возлюбленная гладила мне волосы
и говорила громогласно и резко,
что я - велик.
Нет никакого вопля, нет никакой ритуальной пляски,
есть только то,
что хранит умервщленная речь.
Ее ресницы впились в мои запястья,
вошли в мои вены до самого локтя.
Я люблю тебя,
говорила она, сгорая в своей непорочности,
кожа слетала с ее лица серебряным пеплом.
Я люблю тебя, отвечал я ей, отдавая руки огню,
вскрывая свою плоть черными ножами вожделения.
Я не открывал глаз до полудня,
вслепую бродил по пустому дому,
натыкаясь на предметы,
щупая пальцами признаки одиночного существования,
но солнце снова висит мерзким комом,
вползая в пространство тишины и обмана.
Я люблю тебя - звучало явно и тихо
из моих омертвевших уст.
Я принес ее в мирную жертву.

вода
Душа не сумеет прорезать этот воздух,
если вдруг захочет покинуть тело -
так душно в моей комнате.
Мы дышим паром, в каждой
капле конденсата - отражение твоего лица и
моего взгляда, обобщения всего, что здесь было.
Пот бежит по телу,
будто ты медленно ведешь пальцем,
я касаюсь себя, брезгуя,
будто ворочаю выброшенные на берег
водоросли:
а океан-то близко, даже ближе,
чем ты.
Ты плачешь, отворачиваешься,
мы застряли в непрозрачности голосов,
ты ищешь выход, ищешь окно,
говоришь, что тебе душно,
что в комнате стоит запах рыбы и гнили,
"это океан", говорю я.
Ты хочешь уйти, но не сможешь -
не сумеешь сдвинуться с места
под весом простыни
и мутных волн.


октябрь
Я забываю слова, смысл теряется
в пении водопроводных труб
и кухонной вытяжки.
Я знаю, завтра будет лучше,
я знаю, завтра таращится в мои окна
мраком, истасканным целым стадом лириков,
выкатывает глаза точкой росы
и прячет подлый призыв
к самоистязанию в розовую ладонь рассвета.
Я знаю, куда уходит радость
в холодную пору второго месяца,
который тычется средним пальцем мне в лицо.
Она уходит в желудок осени,
когда та глотает и улыбается
широким ртом проститутки.
Я хочу сказать, что я устал,
но меня перебивает какая-то
унылая песня,
вертящаяся по кругу на
чужом и грязном
языке,
а может быть
это сосед за стеной
включил воду в ванной.

глаза
Вчера я видел глаза умирающего животного.
Тихую воду черных глубоких колодцев,
подернутых голубым туманом,
всколыхнул несмелый ветер.
Мне показалось, что откуда-то
донесся детский смех,
веселый детский визг,
как будто ребятня наперегонки бежала к воде,
а затем плюхалась в самый центр блестящего круга
там, внизу,
прорывая дымку.
Зачарованно я глядел сквозь тусклое стекло влаги,
когда смех утих.
Туман стал совсем непроглядным.
Тогда послышался звук велосипедного звонка,
кто-то спросил, все ли с вами в порядке, сэр,
предложил позвонить в какую-то службу
и помочь оттащить тело мертвого оленя
на обочину трассы.

Иветта уходит
Иветта уходит в другую комнату цвета лаванды,
я вижу ее силуэт за стеклянной дверью,
я слышу звук воды.
Блики от фар мчатся по стенам наперегонки
с тенями деревьев,
кончиками пальцев я глажу
влажное пятно на голубой простыни.
Там, в комнатушке
цвета жилки на ее веке,
она омывает свое белое тело,
ласкается теплыми струями,
мурлыча какую-то старую мелодию -
из тех шлягеров, что никогда
не были известны там, где я родился...
...песни страшной страны,
песни, которые спел бы тот,
кто узнал, что на дне ее бесконечного лона.
Но я усерден в своем погружении, Иветта,
только вернись.
Песни все громче,
ветви низких деревьев над трассой
становятся теплыми и плодоносными,
автомобили - волшебные прометеи,
бросают нежгучий огонь,
я закрываю глаза
и сплю в твоем бархатном лоне.
Иветта уходит.

декабрь
Туманной сывороткой истекал декабрь
и пачкал крылья сонным альбатросам,
у мертвой пристани чернел замшелый якорь,
попавшийся в ловушку тросов,

поющих холодом движений атмосферы.
Был выходной и пустоту в округе
взбивал прибой, тяжелый запах серы
ел воздух, пробираясь во фрамуги.

Всё было, как для сна, чрезмерно четко,
вода молилась мне сквозь стекла окон,
хрипучим голосом звучала сводка
погод, крошась в какой-то чуждый рокот.

Холодный сумрак ждал у стылых доков,
и я кого-то ждал в стенах остывших.
Декабрь тек по долгим изволокам,
и альбатрос дремал на плоской крыше.

сторона
Сочная зелень хватает тебя за запястья.
На той стороне света, ты мне так знакома,
я знаю тебя, как себя.
У тебя золотые волосы, у тебя тонкие руки,
ты - матерь бронзовых змей.
На той стороне света
ты проникаешь во все мои щели,
сворачиваешься клубком в моих полостях,
купаешься в моей слюне и растишь из моего семени
невиданный урожай.
Там, на той стороне, ты глотаешь желатиновые капсулы,
с моим перевернутым отражением,
блаженно закрывая глаза, прежде, чем оставить меня одного.
Ты хуже, чем я, на той стороне света,
но ближе меня самого.
На той стороне мы ищем первый попавшийся кабак
у дороги, и там, напившись до желтого крика,
ты хватаешь меня множеством рук,
уволакивая в подземелья.
Ты тащишь меня сквозь влажные черные норы,
где кроты прячут трухлявые коренья,
и беременные зерна открываются,
как око земли,
где лисы кормят меня мутным молозивом,
и я пробуждаюсь в грязных уборных
твоего отечества.
Ты взмываешь на той стороне света
ослепительной вспышкой, несущей гибель,
на гребне взрывной волны ты ровняешь с землей
лирику моих мыслей,
оседаешь ядерным пеплом на поля моих сновидений.
Мне снятся пустые города за моею спиной,
мне снятся двухголовые собаки,
рвущие двойной пастью плоть моей речи,
мой язык.
Та той стороне света ты смеешься над моими неудачами
и гордишься ими, будто они - твоя заслуга,
будто я - плод твоего отчаяния,
и мои пороки - твои детища, которых ты холишь и лелеешь.
Я люблю тебя на той стороне света, и мы не чисты,
а на этой - ты спишь в зелени, глубокой, как чужая жизнь,
улыбаясь во сне,
и мы не знакомы.



Возможно, Вам также будет интересно: 

Пять мифов о верлибре

Верлибры современных авторов: Ал Пантелят

Современный украинский верлибр: письма на бетонных стенах

Сергей Жадан: История культуры начала столетия


Тарас Малкович: Тот кто любит длинные слова

2 комментария: