Пабло де Рокка: "В призрачном стиле" (Верлибр) перевод с испанского Ирины Маслюк

В 1937 году в Чили вышел в свет сборник верлибров Пабло де Рокка под названием «Высокая температура». В этих верлибрах прослеживается влияние психологии Фрейда, учения Юнга о коллективном бессознательном, темы социальной напряженности в Чили и извечного стремления Пабло де Рокка объять необъятное, что приводит его к разнообразным, но почти всегда объёмным формам выражения мысли. В общем, поэт наполнил книгу то ли большими стихотворениями, то ли маленькими поэмами. Одна из них и предлагается вниманию тех, кто пришёл на блог с изрядным запасом терпения.

Впрочем, кто одолел материал о Пабло де Рокка, наверняка справится и с его верлибром. Тем более, что есть интересные моменты. Например, удивительным образом вплетается   в  верлибр упоминание о советской России, в 37-ом-то году. Как-то выпадает иногда из сознания, что автор от советской России был отделён Тихим океаном. Так что, образ получается светлый, но какой-то потусторонний. Мимолетное упоминание о советской России, можно сказать, вспомогательный образ. И не восхваление, и не порицание, а намек на что-то известное и, главное, понятное читателю (ясное дело, читателю чилийскому).

В призрачном стиле

Уже по выдержанным винам

течет кровь, мчаться вороные лошади, несутся рыдания, струится смерть,

и солнце сияет сквозь странное вещество.

Поверх струящихся потоков, покинутый, среди рвущихся знамён,

я прижимаю твою иллюзию, словно красную птицу

к берегу драматических океанов цифр,

и, когда старые орлы

меркнут в твоих осенних зрачках, наполненных воинственным прошлым,

и скорпион случайности переламывает нам спину,

моя яростная

надменная

пылающая страсть

против «бессмертной смерти», поднимаясь лоб в лоб,

бросает всю свою мощь

в атаку на великое ничто, на ряды тех дрожащих мерцающих войск,

в которых блестят черепа героев.

Огни на последних вершинах,

хранит слёзы в глиняном кувшине виноградарь страданий,

и испускает вздохи как трагик,

в них жар и холод,

и звучит страх перед быть.

Главенствующие в каждом символе

уродливые бестии, черные твари швыряют в нас гнилыми плодами, кокосами глупых и тёмных

смрадных образов,

которые ты низвергаешь, увидев её,

разодетые в собачьи меха,

пускают горькую лакейскую слюну над нами;

такая вот, подруга, всемирная семья,

на этом перегное роскошно и темно цветет буржуазия,

и как на заказ мы урезаем себе годы и выжимаем соки, чтобы спуститься к горе

пониже,

и знак правды клеймит наши лица,

идут вперёд сыновья и дочери, забавляясь с историей, расточая, проливая

большие чаши наполненные сладким вином и розовым медом юности, срываются

как с губ улыбка в сторону советской России;

ты и я смотрим друг на друга и стареем, потому что смотрим друг на друга,

и потому что искусство покрывает патиной вещи,

громоздя свой гроб между личным и бесконечным.

Сейчас, если порвем

со всем тем, что любится взаимно, нагруженные жизнью,

в чем слава существования,

станет пеплом символ любви, языка и сердца в груди, которое уже зажглось,

и будет в наших ногах вся тяжесть мира,

и мы тогда уйдем, приближаясь к орбите, рассеивая свет, щедро одаряя

тенью,

и твоя красота ополчится на твою красоту…

Покидают ласточки твои кудрявые селенья;

время жатвы и вина

пылает в твоём сердце покрытом яйцами времени и яблоками

Покидают ласточки твои кудрявые селенья;

время жатвы и вина

пылает в твоём сердце покрытом яйцами времени и яблоками,

как ранний вечер, загоняющий свои стада;

мы вдвоём, мы, как будто в нас умирают, как будто

в тебе болезненная юная красавица,

на которую, как воз огня, надвигается тоскливо веселое достоинство красивой женщины,

во мне агрессивный и напористый подросток,

замещается отчаявшимся животным с дрожащей грудью, колеблемой диалектикой;

пространство одиночества, внутри которого ворочается и разбивает волны океан,

и наш огромный остров, что здесь так пугающе мал, вращается с ревом,

потому что два создания держат друг в объятьях;

запах влаги, желтых крыльев голубя, новеллы, лагуны, осеннего сосуда,

и горизонт из вздохов и рыданий

сжимает обручем боли наши головы;

бледная птица вся из седых листьев

взмахивает крыльями над берегом из приветствий между коленопреклоненными жаровнями,

и вкручиваются старые лампы прошедшего,

высвечивая нашу тоску, как некое наше достоинство,

и ужас покинутых пролетариев

нам раскалывает грудь изнутри, как дрожащий огонь.

Величественное, как корма большого корабля,

желтое и пугающее,

солнце начинает своё бесконечное падение, шаг за шагом, как вечно бредущий сумеречный вол,

каменные поцелуи,

личины богов теряют свои разноцветные перья,

и падают разорванные плюмажи,

огненный гроб кричит с востока. 

Возможно, Вам также будут интересны:

Латиноамериканская литература: творчество Пабло де Рокка

Латиноамериканская литература: чилийский верлибр Педро Прадо

Пабло Неруда: анализ творчества

Пабло Неруда: путь от человека к человечеству и обратно

Пабло Неруда: Верлибры (перевод Аллы Стратулат)

Тарас Малкович: Тот кто любит длинные слова