Дима Карелин родился в 1985 году на Дальнем Востоке. Всю сознательную жизнь прожил в Полтаве (Украина). Поэт, прозаик, драматург. Издал один сборник стихотворений в прозе "Беспечные птицы, влюбленные в звезды" (2012). В данный момент готовит к печати вторую книгу верлибров. Не женат, не богат, не вооружен. Специально для блога Верлибры и другое Дима Карелин предоставил подборку своих стихов. Все верлибры публикуются впервые.

Дима Карелин

Автопортрет, сложенный под покровом тенистой липы

Я похож на седого пастора,

который, поднимаясь по парадной лестнице,

намеренно замедляет шаг, чтобы пропустить вперед

восьмилетнюю девочку в короткой юбке.

Во мне есть что-то

от всеми уважаемого капитана 1-го ранга,

национального героя непобедимой
Голландии,

который, узнав о прошлогодней измене супруги

отправляет на дно свое непотопляемое судно,

вместе со всей, навеки преданной ему командой.

Когда я улыбаюсь или прихожу в необычайный

(как правило, сиюминутный) восторг

мои морщины становятся похожи

на глубокие окопы подо Ржевом,

а глаза мои являют собою нечто хаотичное,

схожее с непроходимыми зарослями дикого можжевельника

у восточной стороны нашего дома.

Говорят, я похож на одного из германских солдат,

который сгинул без вести

между первой и второй декадой января 43-го

в глубоких, непроходимых лесах Орловщины.

Его кости питают дубы, тополя

и целебный, лоснящийся мох.

С вечера, когда на сухую, чуть рыхлую землю

опускается южный туман

я становлюсь похож на безропотного всадника,

который понуро бредет по безлюдной пустыне

в мечтах отыскать хоть какой-то ночлег.

В день, когда Северный полюс станет столицей России,

я провозглашу себя новым Иудой,

тринадцатым апостолом первозванным

и не будет мне ни конца и ни края,

во веки веков,

Аминь.

Всегда помни тот сладостный миг касания нежной ступней горячего камня

Сплю я или бодрствую

это абсолютно неважно.

Хожу ли я кругами

или иду по прямой –

не имеет абсолютно никакого значения.

День ли, ночь ли,

солнечно или пасмурно –

все это не должно беспокоить вас никоим образом.

Стою я на вершине холма

или плыву вдоль безымянного залива

знают только птицы,

а уж они-то умеют держать язык за зубами.

Произнесет ли священник молебен,

или в недоумении почешет затылок –

очевидно, результат этого нелегкого выбора

известен только ему.

Будем ли мы прыгать у костра

или обойдемся ни к чему не обязывающей

чайной церемонией – решать только тебе.

Самое главное, чтобы реки твои

никогда не выходили из берегов,

а солнце твое никогда не садилось за горизонт.

Слабое дыхание зимней ночи

Где-то на сорок третьем километре,

слева от кольцевой дороги

под слоем влажной, утрамбованной земли

лежат твои белые кости.

Сезоны сменяются один за другим,

дни звонко падают в копилку вечности,

соседские дети взрослеют

и уезжают на заработки в Польшу,

а ты как была юной, улыбчивой девочкой,

так и осталась юной, улыбчивой девочкой.

Каждую ночь, как только луна спрячется

за широкие спины туч

ты открываешь пустые глазницы

и танцуешь у горной реки,

подпевая январскому ветру.

Рейсовый автобус проезжает мимо,

все пассажиры в нем нервно спят,

и только один мальчик на заднем сидении

долго всматривается в мокрое окно,

протирая его вязаной рукавицей.

Горький чай из клевера и гречихи

… и если я назову Солнце Богом

изменится ли что-то

в бесконечной суете пчелиного улья?

Если я назову восток западом

станешь ли ты ко мне ближе

хотя бы на милю?

Если я назову тишину леса громкой,

сыграешь ли ты ее

на струнах серебряной паутины?

Слишком ярко тлеют угли затухающего костра

Дни плывут друг за другом

вереницей сонных, но хищных рыб.

Одни из них сытые, другие голодные,

но каждая точно знает свое место

в этой пресноводной фауне

илистого речного дна.

Совсем скоро начнется нерест

и тогда водоем забурлит яркими красками,

а рыбы пустятся в пляс,

но вдруг налетит ветер,

запахнет дождем

и одна из них наберется смелости

и подплывет непозволительно близко к берегу

и ударит гром

и засверкает молния

и пьяный рыбак забросит удочку в последний раз.

Золотая лихорадка в Северной Пальмире

Я как черный археолог
ищу твои медные залежи,
твои золотые прииски
твои полезные ископаемые.

В холодных водах Ла-Манша,
в горных ущельях Монблана,
в каждом из проходящих мимо якутов,
в подвалах заброшенных караван-сараев.

Твои бледные снега застали меня врасплох
между августом и сентябрем
и теперь я совсем иссяк:
моё горло пересохло,

а босые ноги стерлись до дыр.

Долгие поиски изнурили меня,

но я не опускал рук.
Я знал, что рано или поздно мне улыбнется удача
и я найду твои изумрудные камни,
твой глубоко спрятанный клад,
даже если его будут охранять
отчаявшиеся призраки монгольских пиратов.

Быть может я умру в ту же секунду,
стоит мне только коснуться твоих драгоценностей,
а если проклятие фараона настигнет меня
на границе братских республик -
даже тогда я не буду жалеть ни о чем.

Пусть только ветер укажет мне путь,
а святая вода оросит мои десна.

Сказания падших ночей, злачных снов и поверженных душ

I

Однажды в одной из Чикагских больниц
была начата новая жизнь.

II

Однажды у одного из братьев Гримм закончились чернила
и он улёгся спать, пока второй колдовал
над кожурой от зеленых каштанов.

III

Это может показаться странным
и пожалуй, даже нелепым,
но однажды умирающий красногвардеец
сделал над собою усилие
и поцеловал лежащего рядом раненого белогвардейца,
а тот только и успел,
что пустить слезу и прошептать что-то на вроде:
“вот бы сейчас молочка да булку ржаного хлеба,
правда, земляк?”
Но земляк ничего не ответил,
его дух оседлал отставного коня
и помчал по дремучим степям к поседевшей жене,
вечерами играть на трубе,
что торчит одиноко над крышей худой.

IV

Однажды у сиплого юнги закончились марки
и он понял, что время пришло. Он созвал всех на борт
и раздевшись до пят, заявил, что отныне его ремесло –
ворочать штурвал, а кто против –
с теми готов он сойтись на ножах.
Хочешь верь, хочешь нет – дураков не нашлось,
и теперь он с лихвой восполняет пробел
всех тех писем, что тлеют на том берегу.

V

Представляешь, однажды, стая волков
повстречала людей у себя на пути.
Девочку с рыжей копною курчавых волос
и мальчугана лет десяти, с деревянною шпагой наперевес.
Шел голодный февраль, а вокруг ни души,
только волки и эти заблудшие агнцы,
чья тропинка свернула не в ту глухомань.

Возможно, вам также будет интересно:

Верлибры современных авторов: Саша Протяг

Тарас Малкович: Тот кто любит длинные слова

Украинский верлибр: поэзия Грицько Чубая

Остап Сливинский: Адам

Современный украинский верлибр: Письма на бетонных стенах

Верлибры современных авторов: Юлия Финтиктикова

Верлибры молодых авторов: Павел Принцовский